Харассмент и ненависть на либеральном радио
От этой мимолетной неприятной вспышки у него чуть испортилось настроение, словно снова забеспокоила давно натертая и уже вроде начавшая заживать мозоль, которую вновь дернул острый шов на заднике ботинка. Все припоминают и припоминают тот вискарик, черт бы их побрал, шакалы бродячие. Ничего в жизни не достигли, а все туда же. Подумаешь, пришел в канцелярию, выпили по-дружески. Главное, ведь удалось избежать крови. И сохранить газету. Его «Фолькише Беобахтер». Его жизнь. Его детище. Которому он отдал все.
Как можно этого не понимать?
Он поморщился, отодвинул занавеску.
Водитель вел машину ровно, не отвлекаясь, не оборачиваясь, ни говоря ни слова. За окном, сверкая своими небоскребами, гранитными бордюрами, широкими тротуарами, выложенными цхинвальской плиткой высшего качества, всеми своими огнями, проспектами, развязками, миллионами и миллиардами нефтедолларов, пухнущая от света, кича и денег плавно плыла столица Империи.
Странный город. Родной, но и ставший чужим в последнее время. Он все меньше и меньше понимал его. Даже «Жан Жак» уже не тот.
( Collapse )