Про ляжки
У меня тут френдесса пишет, как ей забыли в больнице на ноге один шов снять. Сейчас этот шов ей вытаскивает подружка. А она полбутылки анестезии под холодец уже приняла и сейчас, говорит, будет вести репортаж с этого захватывающего действа.
Ну, пока репортажа нет, расскажу ка я вам, ребята - как раз и вспомнилось заодно - как я после штопки к одной адвокатессе в гости ездил. Это в продолжение темы про идиотов.
Взрезали мне в гошпитале ляжку. Как резали - отдельная история, как нить расскажу. Пока лишь замечу, что сильно удивился, когда в первую перевязку сестра сняла простыню, которой мне после операции ногу обмотали, а у меня полляжки так - брык! - и на матрац отвалилось. И лежит. И я лежу. Смотрю на неё.
И как-то, знаете, и сказать то в такие моменты особо нечего...
Сестра опытная была, лишних движений и воплей не производила, все мое фиолетовенькое мясцо - зажимватутампон! - прочистила, обратно к оставшейся ноге прилепила, забинтовала и дело с концом.
Я так подозреваю, это далеко не самая сильная боль, которую можно причинить человеку. Я так думаю, что умеючи - можно сделать и еще больнее. Но если мне теперь в гестапо только намекнут - а мы вот щас тебе ляжку изнутри бинтами чистить будем, руссиш швайн! - я ни секунды не парясь сдам всех подельников, все секреты, которые знаю, и еще от себя добавлю чуть чуть.
И главное, такая - когда мир перестал быть плавающим и посредством ватки с нашатырем снова обрел четкость - а чего ты не сказал? Мы б тебе обезболивающего дали.
А, блин, до того как внутрь живого человека железками и наждачками лазить - самой не догадаться было, ага.
Ля-ля-тополя, недели через три выписали меня из гошпиталя (Вы мне напомните потом про косоглазую медсестру, как она ко мне в морге клеилась, я вам тоже как-нить расскажу). Выписали, но ляжку не заштопали.
Иди, говорят. В поликлинике тебя доштопают. А у нас другие дела есть.
Прихожу в травмпункт.
- Вот, говорю, - и протягиваю доктору свою ляжку.
- А чего это они тебя не заштопали? - спрашивает.
- Нельзя, говорят. Гнойная рана. Должно в открытую заживать.
- Чушь собачья. Инфекцию занесешь только в путь. Ложись, - говорит, - заштопаю.
Я ложусь. Ляжку передаю в руки медицины.
- Тебе как, - спрашивает медицина, - с новокаином или без?
- Да чего уж, - говорю. - В это время суток предпочитаю с новокаином.
Обколол новокаином, берет какую-то изогнутую четырехугольную совершенно цыганского вида иглу...
- Смотреть будешь?
- Буду.
Ну, интересно же. Посмотрел... Я не знаю как травматологи и хирурги каждый день, но я с тех пор - больше не смотрю.
Оно ж, оказывается, не просто шьется. Оно ж там, оказывается, все за этой иглой тянется. Оно твердое и его пассатижами протыкать надо. С силой. Со скрипом. А кровь. А все скользит. Бррр!
Короче говоря, в три стежка заштопал он мне ляжку, и, отвесив ласковый подзатыльник, выгнал.
И так мне что-то хорошо стало!
На улице весна! Теплынь! Птички поют! Солнышко светит! Травка зеленеет! Троллейбусы радостно бегают! Дырку мне заштопали! С войны вернулся! Живой! И даже некоторыми местами целый! И даже одна красивая адвокатесса меня с этой войны дождалась! И в госпитале каждый день навещала! И у нас с ней любовь! И все такое.
Ну, еще бы. Захорошело от новокаина-то.
Сильно захорошело, надо заметить.
И решил я под этим новокаиновым приходом к адвокатессе рвануть. Прям как был, на костылях и немного заляпанный кровью. Два часа на общественном транспорте. Даже домой не заходя.
Идиот - он как локомотив. И сам по себе штука почти не останавливаемая. А если его еще и новокаином заправить...
В метро, ровно посередине пути, действие новокаина закончилось.
Штука в том, что обезболивает он сразу, но и так же сразу и отпускает. Три-пять минут, и ты уже ничего не соображаешь, превратившись в полную обессиленную тряпку. Как бревном по башке шарахнули.
Ититские тыж помидоры... Ох ты ж ерш твою меть... От жеж ты коляска ушатанная...
Я вам так скажу.
Никогда. Слышите? Никогда!
Никогда не ездите к адвокатессам под новокаином с только что заштопанной ляжкой. Помяните мое слово.
Температура под сорок. На ногу не то что наступить - дотронутся невозможно. Горит адским пламенем от кончиков ногтей до тазобедренного сустава. Согнуть невозможно. Сесть нельзя. Идти не могу. На костылях повис и вишу. Круги перед глазами. И блевать от болевого шока хочется.
Ни сесть, ни встать, короче.
А идти-то надо...
Еле дошел. То есть, если уж совсем точно - чуть-чуть не дошел. Последние метров триста. От остановки уже. Непосредственно к адвокатессе меня уже на горбине затащил Валерка с разведроты второго батальона. Как бобер Шарика из Простоквашино.
Увольнялся Валерка позднее меня, а поскольку Родина у нас такая штука, что пока ты ей нужен, она из тебя всю кровь выпьет, а как необходимость подыхать за неё заканчивается, она просто берет тебя за шкирку и выкидывает за ворота без копейки денег, то Валерка и заскочил ко мне стрельнуть на билет до Воронежа. Чтобы хотя бы с войны до дома добраться. Четыреста рублей, как сейчас помню. Ну и заодно на горбине фронтового товарища потаскать. Не без этого.
- Вот, - говорит. - Это вам из военкомата просили передать. А я пока за костылями спущусь.
Шутник фигов.
Да, так вот. У френдессы в ленте шов забыли вытащить, а у меня, пока ехал и пока Валерка меня на горбине пер, один шов шкурку мне таки разорвал.
И мясцо, надо признать, тоже. Фиолетовенькое такое.
То есть, снимаю я штаны, а там дырища как была так и осталась, только в крови еще всё, и медицинская ниточка на донышке кокетливо так валяется.
Пришлось ехать обратно перешивать.
Что ж ты, говорю, доктор, руки из жопы, штопать не научился. Оторвалося у меня все. Шей как следует.
Зашил. Звездюлей, правда, сначала дал, но потом зашил. На совесть уже. Крепко уже. Добротно. Надежно. Хорошо. И сказал по адвокатессам еще недели три не шастать как минимум.
Зажило, надо заметить.
Ну и чтоб вам и дальше не скучать в ожидании репортажа френдессы из ленты - вот вам фотка моей ляжечки многострадальной. Красным кружочком отмечать неохота, но если присмотреться, то можно заметить, где шов мясцо-то отровал немножко. С верхнего края, посерединке, ямочка такая. Кто первый найдет, тому бутылка пива.
Что там за вторая дырка и откуда она взялась, не помню.
А вспомню - тоже, может, расскажу как-нить.
ЗЫ: А на адвокатессе я все равно потом женился.
Здорово я этого коновала обманул, правда?
Ну, пока репортажа нет, расскажу ка я вам, ребята - как раз и вспомнилось заодно - как я после штопки к одной адвокатессе в гости ездил. Это в продолжение темы про идиотов.
Взрезали мне в гошпитале ляжку. Как резали - отдельная история, как нить расскажу. Пока лишь замечу, что сильно удивился, когда в первую перевязку сестра сняла простыню, которой мне после операции ногу обмотали, а у меня полляжки так - брык! - и на матрац отвалилось. И лежит. И я лежу. Смотрю на неё.
И как-то, знаете, и сказать то в такие моменты особо нечего...
Сестра опытная была, лишних движений и воплей не производила, все мое фиолетовенькое мясцо - зажимватутампон! - прочистила, обратно к оставшейся ноге прилепила, забинтовала и дело с концом.
Я так подозреваю, это далеко не самая сильная боль, которую можно причинить человеку. Я так думаю, что умеючи - можно сделать и еще больнее. Но если мне теперь в гестапо только намекнут - а мы вот щас тебе ляжку изнутри бинтами чистить будем, руссиш швайн! - я ни секунды не парясь сдам всех подельников, все секреты, которые знаю, и еще от себя добавлю чуть чуть.
И главное, такая - когда мир перестал быть плавающим и посредством ватки с нашатырем снова обрел четкость - а чего ты не сказал? Мы б тебе обезболивающего дали.
А, блин, до того как внутрь живого человека железками и наждачками лазить - самой не догадаться было, ага.
Ля-ля-тополя, недели через три выписали меня из гошпиталя (Вы мне напомните потом про косоглазую медсестру, как она ко мне в морге клеилась, я вам тоже как-нить расскажу). Выписали, но ляжку не заштопали.
Иди, говорят. В поликлинике тебя доштопают. А у нас другие дела есть.
Прихожу в травмпункт.
- Вот, говорю, - и протягиваю доктору свою ляжку.
- А чего это они тебя не заштопали? - спрашивает.
- Нельзя, говорят. Гнойная рана. Должно в открытую заживать.
- Чушь собачья. Инфекцию занесешь только в путь. Ложись, - говорит, - заштопаю.
Я ложусь. Ляжку передаю в руки медицины.
- Тебе как, - спрашивает медицина, - с новокаином или без?
- Да чего уж, - говорю. - В это время суток предпочитаю с новокаином.
Обколол новокаином, берет какую-то изогнутую четырехугольную совершенно цыганского вида иглу...
- Смотреть будешь?
- Буду.
Ну, интересно же. Посмотрел... Я не знаю как травматологи и хирурги каждый день, но я с тех пор - больше не смотрю.
Оно ж, оказывается, не просто шьется. Оно ж там, оказывается, все за этой иглой тянется. Оно твердое и его пассатижами протыкать надо. С силой. Со скрипом. А кровь. А все скользит. Бррр!
Короче говоря, в три стежка заштопал он мне ляжку, и, отвесив ласковый подзатыльник, выгнал.
И так мне что-то хорошо стало!
На улице весна! Теплынь! Птички поют! Солнышко светит! Травка зеленеет! Троллейбусы радостно бегают! Дырку мне заштопали! С войны вернулся! Живой! И даже некоторыми местами целый! И даже одна красивая адвокатесса меня с этой войны дождалась! И в госпитале каждый день навещала! И у нас с ней любовь! И все такое.
Ну, еще бы. Захорошело от новокаина-то.
Сильно захорошело, надо заметить.
И решил я под этим новокаиновым приходом к адвокатессе рвануть. Прям как был, на костылях и немного заляпанный кровью. Два часа на общественном транспорте. Даже домой не заходя.
Идиот - он как локомотив. И сам по себе штука почти не останавливаемая. А если его еще и новокаином заправить...
В метро, ровно посередине пути, действие новокаина закончилось.
Штука в том, что обезболивает он сразу, но и так же сразу и отпускает. Три-пять минут, и ты уже ничего не соображаешь, превратившись в полную обессиленную тряпку. Как бревном по башке шарахнули.
Ититские тыж помидоры... Ох ты ж ерш твою меть... От жеж ты коляска ушатанная...
Я вам так скажу.
Никогда. Слышите? Никогда!
Никогда не ездите к адвокатессам под новокаином с только что заштопанной ляжкой. Помяните мое слово.
Температура под сорок. На ногу не то что наступить - дотронутся невозможно. Горит адским пламенем от кончиков ногтей до тазобедренного сустава. Согнуть невозможно. Сесть нельзя. Идти не могу. На костылях повис и вишу. Круги перед глазами. И блевать от болевого шока хочется.
Ни сесть, ни встать, короче.
А идти-то надо...
Еле дошел. То есть, если уж совсем точно - чуть-чуть не дошел. Последние метров триста. От остановки уже. Непосредственно к адвокатессе меня уже на горбине затащил Валерка с разведроты второго батальона. Как бобер Шарика из Простоквашино.
Увольнялся Валерка позднее меня, а поскольку Родина у нас такая штука, что пока ты ей нужен, она из тебя всю кровь выпьет, а как необходимость подыхать за неё заканчивается, она просто берет тебя за шкирку и выкидывает за ворота без копейки денег, то Валерка и заскочил ко мне стрельнуть на билет до Воронежа. Чтобы хотя бы с войны до дома добраться. Четыреста рублей, как сейчас помню. Ну и заодно на горбине фронтового товарища потаскать. Не без этого.
- Вот, - говорит. - Это вам из военкомата просили передать. А я пока за костылями спущусь.
Шутник фигов.
Да, так вот. У френдессы в ленте шов забыли вытащить, а у меня, пока ехал и пока Валерка меня на горбине пер, один шов шкурку мне таки разорвал.
И мясцо, надо признать, тоже. Фиолетовенькое такое.
То есть, снимаю я штаны, а там дырища как была так и осталась, только в крови еще всё, и медицинская ниточка на донышке кокетливо так валяется.
Пришлось ехать обратно перешивать.
Что ж ты, говорю, доктор, руки из жопы, штопать не научился. Оторвалося у меня все. Шей как следует.
Зашил. Звездюлей, правда, сначала дал, но потом зашил. На совесть уже. Крепко уже. Добротно. Надежно. Хорошо. И сказал по адвокатессам еще недели три не шастать как минимум.
Зажило, надо заметить.
Ну и чтоб вам и дальше не скучать в ожидании репортажа френдессы из ленты - вот вам фотка моей ляжечки многострадальной. Красным кружочком отмечать неохота, но если присмотреться, то можно заметить, где шов мясцо-то отровал немножко. С верхнего края, посерединке, ямочка такая. Кто первый найдет, тому бутылка пива.
Что там за вторая дырка и откуда она взялась, не помню.
А вспомню - тоже, может, расскажу как-нить.
ЗЫ: А на адвокатессе я все равно потом женился.
Здорово я этого коновала обманул, правда?